Зигмунд выбрал сигару, задумчиво раскурил ее. Не просят ли его вновь быть машинистом поезда, у которого колеса только с одной стороны? Он писал уже Карлу Юнгу в декабре: «Я… постарался в своих работах не утверждать, будто наш метод действует лучше, чем другие». Зигмунд вспомнил, что ему известно о Карле Юнге: родился в Кессвиле, в Швейцарии, в семье пастора небольшого прихода, бедного, как церковная мышь. Он не желал заниматься теологией, но был вынужден пойти в эту область после смерти отца, ибо его тетка давала деньги только на теологическое обучение, и ни на что иное. Карл Юнг уехал в Базель, в гимназию, затем в Цюрих – интеллектуальную столицу Швейцарии – для изучения медицины в память деда. Он заинтересовался психиатрией не сразу; до завершения учебы ему надлежало прочитать книгу, Крафт–Эбинга «Психиатрия». Считая ее скучной, он отложил книгу напоследок… чтобы убедиться, что Крафт–Эбинг открыл мир более интересный, чем все изученное по внутренним болезням. После окончания университета Юнг работал под руководством профессора Ойгена Блейлера в университетском санатории, проводил психологические эксперименты с новой методикой «проверки ассоциацией», обнажившей скрытое в сознании пациента. Автор двух книг, он оставался бедным молодым человеком, когда влюбился в очаровательную дочь богатого промышленника Раушенбаха. Он полагал, что у него нет шансов, но Эмма Раушенбах и ее родители оценили прекрасный ум, характер и настойчивость красивого рассудительного молодого врача и приняли его в семью. Юнг и Эмма поженились в 1903 году и жили в бунгало на территории госпиталя Бургхёльцли. Эмма Юнг обладала значительным состоянием, завещанным ей дедом, но молодая чета жила за счет скромного жалованья ассистента профессора Блейлера, той самой должности, которой добивался двадцать пять лет назад Зигмунд у профессора Брюкке, собираясь жениться на Марте Бернейс.

Карл Юнг не был навязчивым, по мнению Зигмунда, несмотря на то, что благодаря своим талантам выделялся среди простых смертных. В течение трех часов слова сыпались из Юнга как из рога изобилия, и Зигмунд ни разу не прервал его. Юнг говорил о себе только там, где было нужно показать долгий, временами сложный путь, который привел его к Зигмунду. Он хотел, чтобы профессор Фрейд знал о его сновидениях и через них оценил подсознание Карла Юнга.

Юнг описал один сон: он идет навстречу сильному ветру с огоньком в руке. Обернувшись, он увидел, что за ним следует огромная темная фигура. Однако он не забыл, что должен сохранить огонь. Когда Юнг проснулся, то понял, что темная фигура была «моей тенью в окружающем тумане, отброшенной огоньком в моих руках. Я осознал также, что огонек – это мое сознание».

Юнг хорошо знал зоологию, палеонтологию, геологию, а также гуманитарные дисциплины, включая греко–римскую, египетскую археологию и археологию более ранних периодов, привлекавшую Зигмунда. В его подходе к работе и открытиям чувствовалось убеждение в том, что они вручены ему судьбой и он должен ей подчиниться. Зигмунд ясно видел, что Карл Юнг стремился отдать работе всю жизнь, у него отсутствовала тяга к славе или богатству. Он обладал здоровым чувством юмора, любил пошутить и заставить других рассмеяться; большую часть шуток и острот он направлял против самого себя.

– Должен рассказать о моем самом блестящем успехе! Произошло это с пожилой женщиной, буквально сотканной из неврозов. Она слышала голоса, исходившие из сосков каждой груди. Я испробовал все терапевтические средства, указанные в ваших книгах, а также те, которые вы еще не изобрели. Ничего не действовало! После нескольких месяцев я бросил ей: «Что же мне с вами делать?» – «О, знаю, господин профессор, – вежливо ответила она, – будем читать вместе Библию». Месяц мы читали… Сначала исчез один голос, затем другой, после чего, излечившись, пациентка удалилась. Разве это не делает меня великим терапевтом?!

Приятным было то, что Карл Юнг ничего не утаивал. Каждый жест его крупных рук, каждая фраза, сказанная по делу, подтверждали, что он сторонник Фрейда, намерен стоять плечом к плечу с ветераном, раскрывать миру значение и роль подсознания. Между Юнгом и Альфредом Адлером, который из всей группы был по способностям и как личность сравним с Юнгом, существовало большое различие. Юнг не считал нужным и даже подобающим держать дистанцию между собой и Зигмундом Фрейдом, следовать формальностям в отношениях, показывать миру медицины, что он не ученик и не последователь. Юнгу доставляло удовлетворение сознание того, что Зигмунд Фрейд был его учителем, поводырем, вдохновителем; в каждой его чеканной фразе звучало: «Я ученик Зигмунда Фрейда!»

Зигмунд извлек из кармана жилета золотые часы и несколько мгновений смотрел на них.

– В рамках нашей дискуссии на остаток дня я предлагаю превратить наши проблемы в съедобное. Пока что утром мы обсуждали…– И он прервал монолог Юнга, разложив выслушанное им по соответствующим клеточкам. Карл Юнг открыл рот от изумления, а затем воскликнул:

– Боже мой! Вы свели мой трехчасовой монолог в сгусток разума!

6

Пробило час, когда Фрейд и Юнг поднялись по Берг–гассе к отелю «Регина», чтобы привести на обед Эмму Юнг. Двадцатичетырехлетняя Эмма была высокой гибкой женщиной с приятным лицом, проницательными глазами, блестящими темными волосами. Марта и Эмма понравились друг другу с первого взгляда.

За столом Зигмунд посадил Юнга среди своих детей, окруженных Мартой, тетей Минной, матерью Зигмунда Амалией, сестрами Дольфи и Розой, мужем Розы Генрихом Графом, поселившимся на том же этаже через холл. Александр привел свою невесту Софию Сабину Шрейбер. Сорокалетний Александр, ставший владельцем компании по перевозке грузов, дал объявление, что ему нужен секретарь. Двадцативосьмилетняя София Шрейбер оказалась такой необоримой комбинацией способности и очарования, что Александр не только принял ее на работу, но и решил жениться на ней. Стол занял всю комнату.

Карл Юнг был крепким как в умственном, так и в физическом отношении. Он любил бывать на природе, ему особенно нравилось плавать под парусами, он уходил к противоположному берегу Цюрихского озера и на каменистых островах разбивал палатку. Дети Фрейда были очарованы его рассказами о приключениях. Карл писал работы в альбоме двойного формата, украшая начало каждой страницы красочными крупными буквами на манер средневековых монахов. Он заимствовал темы художественных работ из сновидений и грез, но часто выражал их в формах, присущих восточному искусству.

Археология была его первой любовью, и она все еще оставалась в центре его интересов. Однако в Швейцарии не было археологической кафедры, а молодому человеку приходилось зарабатывать на жизнь и искать свое место в обществе. К глубокому удовлетворению, он обнаружил, что две интересующие его области соприкоснулись: психоанализ позволяет по остаткам ранних цивилизаций раскрыть образ мыслей, религию, мифы, страхи, общественные ценности прошлого.

– Все это, – заключил Юнг, – обеспечивает более глубокое понимание психики ныне живущих.

Юнг никогда не противопоставлял ценность одной работы ценности другой; он мог проводить часы, зарисовывая сцены, увиденные им в сновидении, и считая, что время он использует очень хорошо. Озадаченный, Зигмунд спросил:

– Каким образом рисование помогает вам толковать сновидения?

– Я не пытаюсь влиять на содержание и форму рисунка. Я позволяю ему свободно выходить из подсознания. Когда я заканчиваю рисунок и изучаю его, то узнаю столько же скрытого содержания в сновидениях, сколько можно определить посредством словесного описания. Из подсознания выходит много фрагментов фантазии, для которых нет подходящего языка. Поэтому следует прибегать к иным средствам выявления и главным является рисунок.

– Как вы обновляете свои источники, доктор Юнг? – спросила Марта.

– Отправляюсь достаточно далеко по Цюрихскому озеру и нахожу уединенные песчаные косы, – ответил Юнг с широкой улыбкой, – где провожу целый день, отыскивая подземные ключи, расчищаю их и прокладываю каналы водного пути… занимаясь одновременно поиском скрытых источников в собственном мозгу. Из потайных источников поступают холодные и ясные мысли. После возвращения в кабинет я доверяю бумаге новые откровения, догадки, теории. Мне нравится эта безлюдная часть озера; когда я там, то в покое и в окружении красоты болот и мелких островов, над которыми нависают покрытые снегом горы, свободно действуют моя подавленная энергия и творческие флюиды. Не знаю, как долго я хотел бы остаться в Бургхёльцли, быть может, год или два, чтобы изучить все, что способен дать мне приют для умалишенных. Больница для меня в известной мере тупик; профессор Блейлер – мировое светило и талантливый администратор – несомненно, пробудет на посту директора еще тридцать лет. Для меня нет места…